Мы беседовали  с писательницей в номере отеля, который на время ее визита в Москву забронировало издательство. Разговор постоянно прерывался телефонными звонками: редакторы, журналисты, знакомые.
  
Дина, вы сейчас  нарасхват, как  при такой загруженности успеваете писать?
Я приезжаю в Москву на короткое время и, конечно, загружена с утра до вечера  встречами, переговорами и так далее. А  пишу,  когда  нахожусь у себя дома,  в пустынном и тихом  месте.

«Писатель  всегда – джентльмен в поисках сюжета. Всегда гонишься за хвостом фразы, за вибрацией голоса, за интонацией…  Хватаешь это – и в карман».  Вы описали один  из секретов вашего творчества?
Да, это  нормальные писательские будни. Я еще, по крайней мере, не  записываю бесстыдно прямо за  обеденным столом во время разговора. А мой друг Игорь Губерман -  укрывается в туалете, достает огрызок карандаша и записывает все интересное,  что только услышит. Между прочим, и я в последнее время  начинаю  задумываться о том же,  а то иногда совершенно дивные вещи пропадают.
 
К вашей книге «Синдром Петрушки» это имеет отношение?
Еще какое. Все началось с того, что меня подвозил некий петрушечник. И всю дорогу, через  пробки, отчаянно жестикулируя, хватаясь за голову,  он объяснял мне, что такое  Петрушка. Что это очень мощный,  страшный, скабрезный и в то же время детский образ. И я увидела, какая бездна заключена в этой теме. И подумала, хотя  тогда еще и «Белая голубка Кордовы» (предыдущий роман писательницы – А.С.) не была написана, что надо будет когда-нибудь изобразить чокнутого кукольника, который совершенно увяз в своем мире и не хочет из него высовываться. Это была первая мысль, потом она постепенно развивалась, началось долгое брожение замысла.  Знаете,  как песчинка, которая попадает в раковину и для того, чтобы получилась жемчужина, она притягивает к себе вещества из  воды и обрастает ими, а, может быть, сама устрица вырабатывает  клейкую материю, которая вокруг песчинки уплотняется. Это сложный процесс, от идеи  до воплощения дистанция колоссальная. Но всегда важно найти новый сюжетный ход.
 
Неужели  одной дорожной беседы с кукольником хватило, чтобы появилась книга?
Нет, что вы, я же не шарлатан какой-нибудь. Наоборот, я очень честный писатель. Это была просто мысль, идея, с которой я жила дальше.  Но при этом,  по самым разным поводам  встречалась  с людьми, связанными с   миром кукол. Читала энциклопедии, ходила на спектакли, переписывалась с артистами из Львова, Праги. Мною была проделана серьезная работа, собранные материалы в несколько раз превышают  по толщине мою книгу.
  
Как вы считаете,  написанное влияет каким-либо образом на судьбу писателя?
Это очень таинственный процесс.   Очень часто у меня такое случается, иногда я даже опасаюсь  описывать  что-то  якобы произошедшее  с моими героями. Например, у меня есть повесть «Высокая вода венецианцев», героиня которой не имеет ничего общего со мной. Узнав, что она смертельно больна онкологическим заболеванием,   едет  в Венецию, где три дня проводит наедине со своей болезнью. И когда моя мама прочитала эту повесть, она с ужасом  сказала: зачем ты это написала, неужели не боялась? Я, конечно, боялась, но  повесть была сильней меня.

Как вы сами относитесь к мистике, интересуетесь?
Нет,  не увлекаюсь,  потому что я человек земной и вещный,  то есть привязанный ко всему земному, к реальным предметам и вещам. И  до того как  столкнулась с  людьми, обладающими сверхспособностями, я вообще предпочитала о таких вопросах не задумываться.  Но меня заинтересовала природа этого дара. Вот один человек получает дар – великолепное сопрано, другой –  может нарисовать прекрасную картину или слепить скульптуру, а кто-то смотрит на вас и видит, как вы в пятом классе школы украли сосиску из школьного буфета или он слышит ваши мысли. Важно, как человек к этому относится, готов он с этим жить или не готов.

Помню, вы как-то говорили, что  верите  в судьбу.
Один из основополагающих парадоксов иудаизма заключается в сочетании двух разных постулатов: с одной стороны, все предначертано, а с другой, человеку дан выбор. То есть существует несколько вариантов, предначертанных судьбой,  и   возможность выбора  того или другого, чтобы  двигаться в определенном  русле судьбы. Я, конечно, верю в судьбу, было бы самонадеянно  полагать, что мы можем решать вопросы, которые совершенно  не в нашем ведомстве.

Вас можно назвать селфмейдвумен?
Да, конечно, потому что  мне свойственен  невероятный эгоизм в работе.

Как это эгоизм?
У меня невероятно развито священное желание творческого человека расчистить  себе место для работы. Я, конечно, могу какое-то время   ухаживать за заболевшим ребенком, посвятить день родителям, но когда у меня идет работа, я  становлюсь просто волком, который может растерзать.  Это могут подтвердить мои домашние. Отключается телефон, утром быстро говорится маме: «Мама, как дела? Все нормально? У меня тоже нормально. Пока». На этом все, я сажусь работать. Воля к созданию собственных миров и есть то необходимое качество, которое привело меня к писательству.

Вы автор многих книг и лауреат многих премий.
Дело не в этом,  премию могут дать, а могут не дать. Это не мое достижение, а сложившиеся обстоятельства. Моя заслуга -  количество книг написанных, а также способность  их воплотить в издательском варианте. Ведь это тоже умение.  Я встречала  много ярких людей, которые писали талантливые вещи, и на этом их функция заканчивалась, они своего ребенка никуда не могли пристроить. Ходить  по издательствам, договариваться, общаться с редакторами и так далее -  это тоже воля художника к воплощению своего замысла. В этом смысле я, безусловно, селфмейдвумен.

Ваш муж известный художник. Союз двух творческих людей, каждый из которых имеет личную сферу, в которую никого не хочет пускать,  очевидно, непрост.
Да, это парадокс, с одной стороны, творческий человек никого не хочет допускать в эту сферу до определенного момента. Но когда есть некий результат, то художник,  безусловно, нуждается в близкой душе, которая  воспримет все созданное им заинтересованно, не ревниво и с большим душевным пристрастием, это очень важно.

Писательская работа - дело одиночки?
В полном смысле этого слова.

Тогда что такое семья для писателя?
Семья для писателя – это тыл, если он мужчина. А  если женщина, то это передовая. И надо одновременно отстреливаться, копать окоп и варить  походную кашу. Очень трудно быть женщиной и писателем, только очень сильный человек может  чего-то на этом пути достичь.  Сильный, эгоистичный, закрытый. Пусть вас не обманывает внешнее комильфо, это уже вопрос воспитания и артистизма, на самом деле,  мои  домашние вам  подтвердят, что я иногда целыми днями молчу, а трогать меня, если я работаю, вообще нельзя.

Двух ваших детей с этой позицией очень сложно совместить.
Когда они росли,  я была молодая,  у меня было очень много сил и казалось, что жизнь впереди большая. При этом  я  все-таки писала меньше, чем сейчас. Дети выросли и, конечно, нуждаются в моей поддержке,  но они знают, что когда мама работает, утром лучше не звонить,  а только вечерком, чтобы узнать, как дела. Ну и, конечно,  прийти в пятницу ко мне на ужин.

Который вы готовите сами?
Конечно, я,  между прочим,  неплохая хозяйка. Не могу сказать, что пеку какие-то необыкновенные пироги или вышиваю салфеточки, этого никогда не было, но свою семью  кормила всегда. Мое коронное блюдо – плов. Это память о моей ташкентской молодости. Когда ко мне приходят гости, они вынуждены вот уже много лет наслаждаться моим пловом. Конечно, на столе есть не только плов,  как правило, у меня довольно обильный стол, но вот плов - это то, в чем я самовыражаюсь.

Я слышал, что ваша дочь служила в израильской армии.
И дочь,  и сын служили,  как все. Дело в том, что у нас не так много людей, и страна находится на штыках и плечах наших детей.  На Израиль в течение 60 лет его существования нападали  объединенные армии нескольких  стран. Мы привыкли к тому, что наши дети нас защищают. И от этого у нас формируется особое отношение к этой стране.

Вы живете в Израиле 20 лет, сильно эмиграция изменила вас?
Очень. Писатель  - это человек, который, как растение, многое берет из воздуха и среды обитания.  Меня очень изменил свет, градус общения,  уютность и домашность   всей страны.  Плюс ко всему огромная разность лиц, типологически громадный диапазон. Множество людей, каждый из  которых прибыл на эту землю с каким-то своим личным грузом переживаний. Получается такой пестрый калейдоскоп жизни.  С другой стороны, в эмиграции я стала более мужественным человеком, готовым к поворотам судьбы, хотя в чем-то более нервным.

Какие чувства испытываете, приезжая в Москву?
С одной стороны, с каждым годом мне становится все тяжелее  возвращаться в эти огромные московские пространства. С другой, я сейчас ощущаю  некий подъем. Потому что у меня только что вышла  книга, мне интересно посмотреть на своего читателя. Например, вчера я выступала в большом книжном магазине. Собралось  много замечательной  публики,  задавали   очень точные, тонкие  вопросы. Я видела, что эти люди прочли едва ли не все мои книги.  Они покупают сразу по четыре, по пять книг. Но это же большие деньги, я не понимаю, откуда они их берут на книги, ведь сейчас всем так непросто живется,  и с удовольствием их подписываю,   это большая  радость для любого писателя.  С другой стороны, я всегда бываю смущена таким вниманием к своей персоне со стороны читателей и  журналистов.

Я знаю, что на этот раз вы привезли с собой дочь и зятя, который первый раз оказался в Москве. Какие у него впечатления?
Мой зять - израильтянин  в третьем поколении - первый раз приехал в Россию. Отчасти ради него и дочери, которая уже семь лет не была в Москве, я затеяла эту поездку. Могла сюда приехать и с мужем, но взяла детей.  Специально наняла машину, чтобы покатать их без пробок по ночному городу. Надо было видеть зятя, который не знал, в какую сторону вертеть головой, и постоянно восхищенно вскрикивал «вау».  Сейчас он начал изучать русский язык в университете, может уже читать вывески. Русский дается ему непросто, он с большим трудом понимает, для чего нужны  все эти склонения, спряжения, как вообще можно выучить этот   язык. Приехав в Москву, он все время удивляется, что,  с одной стороны, вроде бы  находится  за границей, а с другой - все говорят по-русски. Привык, что дома у нас  все говорят по-русски. 

Дочка не читает по-русски?
Она, конечно,  может читать по-русски. Но в основном сейчас читает по-финикийски,  знает древнегреческий, латынь, арамейский, аккадский, английский, изучает немецкий. Она с большим интересом учится на археолога и пока от этой профессии пребывает в восторге.

Получается, ваших книг она не читает. Наверное, это обидно.
Нет, нисколько. Я совершено по этому поводу не   переживаю, я только говорю своим детям - не выбрасывайте ничего, когда я помру.  В музейном архиве есть человек, который мечтает заполучить все мои бумажки, отправьте ему. Мое место в России, и всех моих записей и дневников, конечно, тоже.

Александр СЛАВУЦКИЙ